Неточные совпадения
И много приходило ему в
голову того, что так часто уносит человека от скучной настоящей минуты, теребит, дразнит,
шевелит его и бывает ему любо даже и тогда, когда уверен он сам, что это никогда не сбудется.
Увы, Татьяна увядает;
Бледнеет, гаснет и молчит!
Ничто ее не занимает,
Ее души не
шевелит.
Качая важно
головою,
Соседи шепчут меж собою:
Пора, пора бы замуж ей!..
Но полно. Надо мне скорей
Развеселить воображенье
Картиной счастливой любви.
Невольно, милые мои,
Меня стесняет сожаленье;
Простите мне: я так люблю
Татьяну милую мою!
Бурсак не мог
пошевелить рукою и был связан, как в мешке, когда дочь воеводы смело подошла к нему, надела ему на
голову свою блистательную диадему, повесила на губы ему серьги и накинула на него кисейную прозрачную шемизетку [Шемизетка — накидка.] с фестонами, вышитыми золотом.
Он
пошевелил кожей на
голове, отчего коротко остриженные волосы встали дыбом, а лицо вытянулось и окаменело.
Этой части города он не знал, шел наугад, снова повернул в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно,
головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек в серебряных очках, толстая женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была в крови, точно в красном носке, человек
шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
Ветер встряхивал хоругви,
шевелил волосы на
головах людей, ветер гнал белые облака, на людей падали тени, как бы стирая пыль и пот с красных лысин.
Отделив от книги длинный листок, она приближает его к лампе и
шевелит губами молча. В углу, недалеко от нее, сидит Марина, скрестив руки на груди, вскинув
голову; яркое лицо ее очень выгодно подчеркнуто пепельно-серым фоном стены.
Он сказал, что хочет видеть ее часто. Оправляя волосы, она подняла и задержала руки над
головой,
шевеля пальцами так, точно больная искала в воздухе, за что схватиться, прежде чем встать.
Свалив солдата с лошади, точно мешок, его повели сквозь толпу, он оседал к земле, неслышно кричал,
шевеля волосатым ртом, лицо у него было синее, как лед, и таяло, он плакал. Рядом с Климом стоял человек в куртке, замазанной красками, он был выше на
голову, его жесткая борода холодно щекотала ухо Самгина.
Солдат,
пошевелив усами, чуть заметно и отрицательно потряс
головой.
Было очень шумно, дымно, невдалеке за столом возбужденный еврей с карикатурно преувеличенным носом непрерывно
шевелил всеми десятью пальцами рук пред лицом бородатого русского, курившего сигару, еврей тихо, с ужасом на лице говорил что-то и качался на стуле, встряхивал кудрявой
головою.
Он не
шевелил пальцем, не дышал. А
голова ее лежит у него на плече, дыхание обдает ему щеку жаром… Он тоже вздрагивал, но не смел коснуться губами ее щеки.
Все это мне приходило в
голову, когда я шел под тенью акаций, миртов и банианов; между ними видны кое-где пальмы. Я заходил в сторону,
шевелил в кустах, разводил листья, смотрел на ползучие растения и потом бежал догонять товарищей.
Первые стройны, развязны, свободны в движениях; у них в походке, в мимике есть какая-то торжественная важность, лень и грация. Говорят они горлом, почти не
шевеля губами. Грация эта неизысканная, неумышленная: будь тут хоть капля сознания, нельзя было бы не расхохотаться, глядя, как они медленно и осторожно ходят, как гордо держат
голову, как размеренно машут руками. Но это к ним идет: торопливость была бы им не к лицу.
Он, сидя на пятках,
шевелил губами и по временам медленно оборачивал
голову направо, налево, назад и не обращал внимания на зрителей с фрегата.
Но и то не шабаш: туловище еще продолжало неровно и медленно изгибаться, но все слабее и слабее, а
голова судорожно
шевелила челюстями.
Черная туча совсем надвинулась, и стали видны уже не зарницы, а молнии, освещавшие весь двор и разрушающийся дом с отломанными крыльцами, и гром послышался уже над
головой. Все птицы притихли, но зато зашелестили листья, и ветер добежал до крыльца, на котором сидел Нехлюдов,
шевеля его волосами. Долетела одна капля, другая, забарабанило по лопухам, железу крыши, и ярко вспыхнул весь воздух; всё затихло, и не успел Нехлюдов сосчитать три, как страшно треснуло что-то над самой
головой и раскатилось по небу.
Из подсудимых Картинкин не переставая
шевелил щеками. Бочкова сидела совершенно спокойно и прямо, изредка почесывая пальцем под косынкой
голову.
А осенний, ясный, немножко холодный, утром морозный день, когда береза, словно сказочное дерево, вся золотая, красиво рисуется на бледно-голубом небе, когда низкое солнце уж не греет, но блестит ярче летнего, небольшая осиновая роща вся сверкает насквозь, словно ей весело и легко стоять
голой, изморозь еще белеет на дне долин, а свежий ветер тихонько
шевелит и гонит упавшие покоробленные листья, — когда по реке радостно мчатся синие волны, мерно вздымая рассеянных гусей и уток; вдали мельница стучит, полузакрытая вербами, и, пестрея в светлом воздухе, голуби быстро кружатся над ней…
Вот она как-то
пошевелила прозрачною
головою своею: тихо светятся ее бледно-голубые очи; волосы вьются и падают по плечам ее, будто светло-серый туман; губы бледно алеют, будто сквозь бело-прозрачное утреннее небо льется едва приметный алый свет зари; брови слабо темнеют…
На козлах еврей, живой и нервный, то и дело взмахивал кнутом,
шевелил вожжами,
головой, локтями, коленями к подбодрял лошадей отчаянным криком, не производившим на них ни малейшего впечатления.
Я зачерпнул из ведра чашкой, она, с трудом приподняв
голову, отхлебнула немножко и отвела руку мою холодной рукою, сильно вздохнув. Потом взглянула в угол на иконы, перевела глаза на меня,
пошевелила губами, словно усмехнувшись, и медленно опустила на глаза длинные ресницы. Локти ее плотно прижались к бокам, а руки, слабо
шевеля пальцами, ползли на грудь, подвигаясь к горлу. По лицу ее плыла тень, уходя в глубь лица, натягивая желтую кожу, заострив нос. Удивленно открывался рот, но дыхания не было слышно.
Бывало, сидит он в уголку с своими «Эмблемами» — сидит… сидит; в низкой комнате пахнет гераниумом, тускло горит одна сальная свечка, сверчок трещит однообразно, словно скучает, маленькие стенные часы торопливо чикают на стене, мышь украдкой скребется и грызет за обоями, а три старые девы, словно Парки, молча и быстро
шевелят спицами, тени от рук их то бегают, то странно дрожат в полутьме, и странные, также полутемные мысли роятся в
голове ребенка.
— В лесу починивать?.. Ну будет, не валяй дурака… А ты купи маленькие вески, есть такие, в футляре. Нельзя же с безменом ходить по промыслам. Как раз влопаешься. Вот все вы такие, мужланы: на комара с обухом. Три рубля на вески пожалел, а
головы не жаль… Да смотри, моего золота не
шевели: порошину тронешь — башка прочь.
Теперешний Стрепетов был не похож на Стрепетова, сидевшего вчера на лавочке бульвара. Он был суров и гневен. Умный лоб его морщился, брови сдвигались, он
шевелил своими большими губами и грозно смотрел в сторону из-под нависших бровей. Даже белый стог волос на его
голове как будто двигался и шевелился.
Глазам Кули представилась черная африканская
голова с кучерявою шерстью вместо волос. Негр лежал, широко раскрыв остолбеневшие глаза. Он тяжело дышал ускоренным смрадным дыханием и
шевелил пурпурным языком между запекшимися губами.
Людмила взяла мать под руку и молча прижалась к ее плечу. Доктор, низко наклонив
голову, протирал платком пенсне. В тишине за окном устало вздыхал вечерний шум города, холод веял в лица,
шевелил волосы на
головах. Людмила вздрагивала, по щеке ее текла слеза. В коридоре больницы метались измятые, напуганные звуки, торопливое шарканье ног, стоны, унылый шепот. Люди, неподвижно стоя у окна, смотрели во тьму и молчали.
Когда они встали в дверях, Игнат поднял
голову, мельком взглянул на них и, запустив пальцы в кудрявые волосы, наклонился над газетой, лежавшей на коленях у него; Рыбин, стоя, поймал на бумагу солнечный луч, проникший в шалаш сквозь щель в крыше, и, двигая газету под лучом, читал,
шевеля губами; Яков, стоя на коленях, навалился на край нар грудью и тоже читал.
Красота момента опьяняет его. На секунду ему кажется, что это музыка обдает его волнами такого жгучего, ослепительного света и что медные, ликующие крики падают сверху, с неба, из солнца. Как и давеча, при встрече, — сладкий, дрожащий холод бежит по его телу и делает кожу жесткой и приподымает и
шевелит волосы на
голове.
В то же время он сбоку, незаметно, но неотступно глядел на ее склоненную вниз
голову и думал, едва-едва
шевеля губами, произнося слова внутри себя, молчаливым шепотом, точно ведя с Шурочкой интимный и чувственный разговор...
Не ездил ли он верхом на Константине Владимирыче, не оседлал ли, не взнуздал ли он его до такой степени, что несчастный старец
головой пошевелить не может? и между тем! — о несправедливость судеб!
Наденет одно платье, встанет перед зеркалом, оглядит себя сперва спереди, потом сзади, что-то подправит, в одном место взбодрит, в другом пригнетет, слизнет языком соринку, приставшую к губе,
пошевелит бровями, возьмет маленькое зеркальце и несколько раз кивнет перед ним
головой то вправо, то влево, положит зеркальце, опять его возьмет и опять слизнет с губ соринку…
Все предметы были освещены ярко, комната повеселела, легкий весенний ветерок
шевелил листы моей «Алгебры» и волоса на
голове Николая. Я подошел к окну, сел на него, перегнулся в палисадник и задумался.
Слушал я старика, а все одна думушка в
голове: эх, была не была! Да и давай ему описывать его зимовник тех времен вплоть до обстановки комнат, погреба с вином, и даже о здоровье жены Анны Степановны спросил. С растущим удивлением он смотрел на меня и
шевелил беззвучно губами — будто слово не выходило, а сказать что-то очень хотелось.
Он ревел нескончаемо долго. Женщины на пароходе, зажав уши ладонями, смеялись, жмурились и наклоняли вниз
головы. Разговаривающие кричали, но казалось, что они только
шевелят губами и улыбаются. И когда гудок перестал, всем вдруг сделалось так легко и так возбужденно-весело, как это бывает только в последние секунды перед отходом парохода.
— Ой, врешь, говорю, боишься! — А чего! сам
головы из-под пистолета
пошевелить не смеет; так и сидит.
Но,
шевеля пугливым ухом,
Конь упирается, дрожит,
Трясет упрямой
головою,
И грива дыбом поднялась.
Он стал читать,
шевеля губами, о том, как двое молодых людей пришли в Содом к Лоту и как жители города захотели взять их к себе. Потом он поднял
голову и начал думать. Он думал о том, что вот они с Дымой как раз такие молодые люди в этом городе. Только у Дымы сразу стал портиться характер, и он сам пошел к жителям города…
После Панова покурил и Никитин и, подстелив под себя шинель, сел, прислонясь к дереву. Солдаты затихли. Только слышно было, как ветер
шевелил высоко над
головами макушки дерев. Вдруг из-за этого неперестающего тихого шелеста послышался вой, визг, плач, хохот шакалов.
Маркуша сердито вскинул
голову,
пошевелил ушами и сурово просипел...
Но однажды, поднявшись к старцу Иоанну и оглянув толпу, он заметил в ней одинокий, тёмный глаз окуровского жителя Тиунова: прислонясь к стволу сосны, заложив руки за спину, кривой, склонив
голову набок, не отрываясь смотрел в лицо старца и
шевелил тёмными губами. Кожемякин быстро отвернулся, но кривой заметил его и дружелюбно кивнул.
…Обложенный подушками, весь окутанный мокрыми полотенцами, Кожемякин сидел на постели, стараясь держать
голову неподвижно, а когда
шевелил ею, по всему телу обильно разливалась тупая, одуряющая боль, останавливая сердце, ослепляя глаза.
Он мастерски пел гривуазные песни и при этом как-то лихо вертел направо и налево
головою и
шевелил плечами.
Видя, что я не встаю, Гез
пошевелил бровью, пристально посмотрел на меня с
головы до ног и сказал...
Иван Иваныч был сам редактор, и у меня екнуло сердце, как у рыбака, когда крупная рыба
пошевелит поплавок. Через минуту в редакцию вошел высокий, полный господин лет пятидесяти. Он смерял меня с ног до
головы, обратил особое внимание на мои высокие сапоги и проговорил...
— Слушайте, товарищи! — продолжал Юрий. — Если кто из вас тронется с места,
пошевелит одним пальцем, то я в тот же миг размозжу ему
голову. А ты, ясновельможный, прикажи им выйти вон, я угощаю одного тебя. Ну, что ж ты молчишь?.. Слушай, поляк! Я никогда не божился понапрасну; а теперь побожусь, что ты не успеешь перекреститься, если они сейчас не выйдут. Долго ль мне дожидаться? — прибавил он, направляя дуло пистолета прямо в лоб поляку.
Держа в руке, короткой и маленькой, как лапа ящерицы, кусок чего-нибудь съедобного, урод наклонял
голову движениями клюющей птицы и, отрывая зубами пищу, громко чавкал, сопел. Сытый, глядя на людей, он всегда оскаливал зубы, а глаза его сдвигались к переносью, сливаясь в мутное бездонное пятно на этом полумертвом лице, движения которого напоминали агонию. Если же он был голоден, то вытягивал шею вперед и, открыв красную пасть,
шевеля тонким змеиным языком, требовательно мычал.
Точно птицы в воздухе, плавают в этой светлой ласковой воде усатые креветки, ползают по камню раки-отшельники, таская за собой свой узорный дом-раковину; тихо двигаются алые, точно кровь, звезды, безмолвно качаются колокола лиловых медуз, иногда из-под камня высунется злая
голова мурены с острыми зубами, изовьется пестрое змеиное тело, всё в красивых пятнах, — она точно ведьма в сказке, но еще страшней и безобразнее ее; вдруг распластается в воде, точно грязная тряпка, серый осьминог и стремительно бросится куда-то хищной птицей; а вот, не торопясь, двигается лангуст,
шевеля длиннейшими, как бамбуковые удилища, усами, и еще множество разных чудес живет в прозрачной воде, под небом, таким же ясным, но более пустынным, чем море.
Дядя отодвинулся от стола вместе со стулом, наклонил
голову и, держа руки на коленях, стал
шевелить пальцами, то сгибая, то разгибая их.
Двое присяжных — Додонов и его сосед, рыжий, бритый человек, — наклонив друг к другу
головы, беззвучно
шевелили губами, а глаза их, рассматривая девушку, улыбались. Петруха Филимонов подался всем телом вперёд, лицо у него ещё более покраснело, усы шевелились. Ещё некоторые из присяжных смотрели на Веру, и все — с особенным вниманием, — оно было понятно Лунёву и противно ему.